LA PASSATEMPO

— «Швартовые отдать!» — Звучит команда. Вторит ей только шепот прибоя да лязг якорной цепи. Я стою на причале, подняв голову, и смотрю на Белый пароход, как он медленно, словно нехотя,
покидает Гавань. На  верхней палубе мой отец, он машет мне рукой……
Все шире становится черная полоска воды между бортом и причалом, она бурлит и клокочет.


Вот мой отец-капитан снова  ушел в море, и мы с мамой сегодня снова расстались с ним на долгие месяцы всегда опасного плавания. Провожаю плавно уходящий от причала белый пароход, а сердце сжимается в тревоге. Что ждет его в краю далеком? Какие шторма уготовила ему судьба? Вокруг судна над неспокойной поверхностью темной воды тревожно кружат и кричат чайки. Белые птицы то резко взмывают ввысь, то, завидя добычу, камнем бросаются вниз, навстречу волнам. Они желтым клювом что-то мокрое мгновенно выхватывают из морской пены и снова взмывают ввысь.

Я не иду домой, я устало и отчужденно бреду по осиротевшему причалу. На моих щеках соленые брызги стекают к губам тонкими ручейками. Я не могу осознать то ли это слезы, то ли мельчайшие брызги, сорванные непокорным ветром с непрерывно волнующегося моря. Я
облизываю губы и глотаю соленые капли. Их вкус, наполняет мое сознание чувством необъяснимой тревоги и действительной потери. Оглядываюсь назад. Я вижу до самого горизонта качающиеся черные и злые валы воды с набегающими  белыми гребешками, предвестниками  будущего шторма. Пора торопиться домой. Там меня ждет милая Саша…..

Прошло много лет, но каждый раз, попадая в любой портовый город мира, я всегда стремлюсь побывать на морском причале, наедине с морем.

И вот Одесса. Снова передо мной начинающаяся от порта, знаменитая Потемкинская лестница. Сколько раз, будучи маленьким ребенком, я поднималась по ее широким бесконечным ступеням, когда возвращалась с мамой с ее работы. Мне хотелось спать, но я шла, закрыв глаза дремала на ходу и цепко держалась  за теплую мамину руку, полностью доверившись ей.

Сколько ярких детских воспоминаний проносится в моей голове при виде знакомых символов города…. Самым волнующим воспоминанием тех лет, всплывают в моей памяти образы уходящего в высь синего одесского неба и
Потемкинской лестницы под ним. Она снова, как тогда, уже в те далекие годы, уводит меня от порта в шумный и неповторимый город.

Шаг, за шагом ступая, закрыла глаза — нирвана. Как в детстве иду,
считая, ступени. Вот последняя ступень — сто девяносто вторая. Труден к
небу подъем. Но там, на верху меня поджидает Дюк, я это твердо знаю.
Знаю, что к Дюку можно подняться с комфортом на вновь построенном
фуникулере, но нет, я снова, как в детстве, упорно пересчитала ногами
все ступени.

-» Здравствуй, Дюк! Прости, устала.» — Близко подойдя к нему, говорю я  тихим шепотом..

-«Друг детства моего. Страж мой дорогой! Я постою с тобою, тут рядом,
тихонечко, без слов погляжу на тебя. Какой ты сегодня? Нет, не изменился, ничуть, все тот же только мой!».

Сердце бьется, как раненая птица в тревоге, словно я чувствую, как от меня ускользает надир. Нахлынувшие воспоминания, словно пазлы рассыпаны бесформенной россыпью по гладкой поверхности стеклянной столешницы. Разноцветные неправильной формы детали общего рисунка скользят, цепляясь одним углом за другой и, не желают складываться в
четкую картину.


Я, дитя моряка, склоняю с почтением голову, перед Дюком, словно, отдавая дань памяти кораблям, не пришедшим с морей. Грусть воспоминаний и радость от встречи с Одессой переполняет все мое существо.


В какое-то мгновенье я начинаю, слышать шум улиц и мне кажется, что я слышу шум прибоя, чувствую эти трепетные запахи приносимые легким ветерком с моря. Пазлы памяти начинают постепенно складываться в моем сознании в яркие картины беззаботного детства и юности. У меня появляется нестерпимое желание пройти по знакомым улицам к тем
интересным для нас местам, куда шумной ватагой мы обычно сбегали со двора. Наши родители тогда от долгого нашего отсутствия приходили в отчаянье. Нам было так весело, ведь мы не уходили в — никуда. Мы уходили искать край земли, мы бредили путешествиями и были полны отваги. Край земли имел свое кодовое название — «Конец огурца», уж  не знаю сейчас и
почему,но этот край света находился почему-то у Золотого Дюка…….


На перекрестке дорог я останавливаюсь в раздумье: — «Куда мне направится, может быть в «Александровский парк»?»- размышляю я.


В тени зеленых аллей парка живет своей жизнью «Зеленый театр», который помнит голоса Утесова, Райкина, Тарапуньки и Штепселя, Водяного. Дорожки парка бегут и переплетаются, словно шалят в зелени зарослей кустов сирени, завлекая на танцплощадку. Магнит танцевального рая, соблазном манит в свои объятья. Блистающий мир развлечений,
многочисленными серпантинами дорожек, уводит прямо к морю, на пляж «Ланжерон». На парапетах у лестниц, ведущих к пляжам, кое-где сидят старушки, одни торгуют семечками, а другие — озадачивают приезжих своим неповторимым говорком Одесситок, они кричат: «Пшенка! Пшенка! Подходи пока горячая!» — Ловко посыпая солью, кочаны вареной кукурузы.


Но я не иду в Александровский парк.  Пересекаю Екатерининскую площадь и направляюсь к Екатеринской улице. Я обязательно должна побывать у здания Оперного театра, построенного архитекторами Фельнером и Гельмером в стиле венского барокко. Архитектура стала моим призванием и моей жизнью. Последний раз я смотрела там грустную  «Жизель», но увы, как давно это было.


Иду не спеша, по Екатериненской мимо входа в Пале — Рояль. Вот она, моя любимая главная улица моего детства, моих шалостей и грез.


Сегодня я снова здесь. Сворачиваю на Дерибасовскую. По ее брусчатке, словно кастаньет перезвон разносится неторопливый стук моих каблучков.

Такой знакомой до боли дорогой из детства идет мой путь, прямо до «Городского сада». Его фонтан, казался тогда самым огромным в мире, с самыми высокими струями воды и самыми неповторимыми красками сверкающих брызг.

Сворачиваю к нашей старой беседке, но на месте старой беседки вижу раскошную ротонду, над которой, как и раньше над беседкой, наклонились ветки каштана. Ветерок качает ветви, которые своей тенью перекликаясь с тенями от  узоров ажурных кованых решеток ротонды, рождают на асфальтовых дорожках, мистические образы, перекликающиеся с новыми и старыми образами скульптур сада. Кажется, что все вокруг живет, а ты застряла где то в межвременном пространстве… Такая здесь тишина, что хочется остановить стрелки часов, чтобы все замерло и лишь я могла двигаться… расставляя людей на те точки и места, где я хотела бы их видеть сегодня и сейчас, но увы, это невозможно… Сейчас мне это очень помогло бы…

Отдохнув в ротонде, отправляюсь любоваться новым «Фонтаном ароматов» и вновь установленными скульптурами. Первого апреля 1999 года на Дерибасовской улице в Горсаду был открыт памятник Ильфу и Петрову «12-й стул». Архитектор М. Рева. Под стулом, на постаменте надпись: «Граждане Одессы — Ильфу и Петрову». Я где то читала сообщение об этом.  Теперь же, мне не терпится посмотреть  на это чудо малых архитектурных форм. Скульптура «12-й стул»,  действительно великолепна. На стул можно присесть и сфотографироваться. Как много здесь нового,



Но снова память возвращает меня к тому дню проводов отца. Кто мог знать тогда, что день проводов в поход, станут годами ожидания. Он ушел в море тогда — навсегда, оставив со мной только Сашу. Оставил вопросы, вопросы, одни лишь вопросы. И боль утраты….Весь мой путь к родному дому полон поиска смысла.


Иду дальше по Дерибасовской и вспоминаю, вот здесь где-то Пассаж. Дойдя до Пассажа спешу через сквер Соборной площади к Спасо-Преображенскому кафедральному Собору. Раньше его не было, он был уничтожен, разрушен, в годы репрессий. Друзья писали, что храм восстановлен и снова радует прихожан. Восстанавливали храм по архивным
документам и литературным источникам.


От Собора мой путь лежит по Преображенской до Тираспольской Площади. Странно, но я всегда помнила, как его называли  «Тираспольским треугольником», в моем воспоминании сохранилось именно это название. Вероятно, именно здесь мы решали, куда ним отправится в
очередное наше путешествие по покорению мира. Вот и сейчас «Тираспольский Треугольник» встречая меня, озадачивает раздумьями о выборе дальнейшего пути. Какой путь выбрать из трех?  Почему трех:? влево и вправо по Преображенской -два, третий по Тираспольской улице,
четвертый по Нежинской и пятый по Жуковского. Какой из пяти правильный? Там  пять родных одесских улиц, но только одна из них ведет к родному дому.  Старый трамвай вагоном едва замаячил, перезвоном приглашая на шумный Привоз подвезти, но я твердо знаю, что мой путь прямо по Тираспольской до Прохоровского сквера. Через него на, к Разумовской, всего лишь свернуть. Вот, наконец, и дом четырнадцать, последний, пятый этаж….. .



-«Здравствуй мама родная! — С порога кричу, но меня встречает взгляд грустных глаз.

-«Не грусти дорогая, я опора твоя навсегда, а ты всегда мой причал!» — Обнимая ее, я тихо шепчу: -«Я вернулась домой. Так было, так есть, и так будет»….


Но все чаще и чаще,  память свою, в сердце клочьями рву. Бисером бросая ее на канву своих воспоминаний, вышиваю свою картину крестом — «Как отца провожаю и жду»……


А годы уже не текут, а бегут  своей чередой, покрывая сединой виски, и будоражат память, все еще такими живыми картинами…


Годы уходят, но так же, в порту и  на рейде стоят корабли. Только другая девушка шепчет тихо, склоняясь у Дюка:

— «Мои корабли семь футов под килем желаю вам родные мои!»…….

© Copyright: Надежда Фелькер Матвеева,
2010

Свидетельство о публикации №21005220711